Его глаза - подземные озера, Покинутые царские чертоги. Отмечен знаком высшего позора, Он никогда не говорит о Боге. Его уста - пурпуровая рана От лезвия, пропитанного ядом; Печальные, сомкнувшиеся рано, Они зовут к непознанным усладам. И руки - бледный мрамор полнолуний, В них ужасы неснятого проклятья. Они ласкали девушек-колдуний И ведали кровавые распятья. Ему в веках достался странный жребий - Служить мечтой убийцы и поэта, Быть может, как родился он, на небе Кровавая растаяла комета. В его душе столетние обиды, В его душе печали без названья. На все сады Мадонны и Киприды Не променяет он воспоминанья. Он злобен, но не злобой святотатца, И нежен цвет его атласной кожи. Он может улыбаться и смеяться, Но плакать... плакать больше он не может.
Мы встаем до света, накидываем плащи из искристой драконьей кожи, берем мешки и идем на запад, пока раскаленный щит поднимается над землёй, и ледок трещит под ногами, и тонко пищит москит. Мы ползем среди гор вдоль маленьких бурных рек, ядовитый дым из расщелин нам ест глаза, с каждым днем холодает, браге нас не согреть. Мы идем добывать дракона, возможно, треть или даже две трети из наc не придут назад. По шести из нас плачут виселица и кол, трое -- мрази рангом поменьше, их ждут в тюрьме, у троих -- разбиты сердца: всем идти легко. Только мне так страшно, что целый день в горле ком. Я тринадцатый -- проводник, знаток этих мест. Мы не знаем толком, каков из себя дракон. Я слыхал, он, как только хочет, меняет вид: может стать человеком, птицей, кустом, рекой, он и сам иногда забывает, кто он такой, и годами живет в тумане, как будто спит. Мы находим с утра на стоянке его следы, часовые не помнят ночи, но все дрожат, мы идем под флагом победы в узде беды. Вдалеке то и дело виден багровый дым, придорожные камни трещат, отпуская жар. Я вожусь с костром, я могу развести костер из любой древесины и под любым дождем. Мне сегодня снилось: огонь из меня растет; я подскакивал с криком, пил воду и щеки тер.
И полет был высок, и коготь мой был остер, и сухая шкура шипела "Чего ты ждешь?"
"Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках."
1.И говорил, Господи, мне ничего не страшно. Если хуже уже не будет, это будет прекрасно. А если будет, как бы ни было плохо — это будет прекрасно. Я никому не верю. Я не могу умереть для себя. Смотреть сквозь окно маршрутки Меня вставляет больше чем все эти всенощные. Когда я думаю о её шее, Мне хочется плакать так, как никогда не хотелось на всех этих исповедях. Когда я говорю «хуёво», внутри становится легко и просто, Куда там псалмам и канонам. Я люблю лежать в темноте. Просто лежать в темноте, часами. Блять, Господи. Если Ты лучше нас, разве ты будешь морщиться, вот сейчас, когда я матерюсь?
«Надо же...» — отвечает Он. — «За двадцать лет нашего знакомства ты наконец заговорил со Мной»
Из воздуха, земли, воды, огня Мной созданный, поведал мне мой Знак, Что Мир — он будет прежним без меня, А без тебя — никак.
Ветра туманы гонят над рекой, В воде прозрачной небо теребя, Но там, где без меня царит покой — Там мертво без тебя.
«С нездешней жаждой здешний воздух пью», Пока не превратился в жирный чад, Но там, где люди без меня поют, Там без тебя — молчат.
И дали — те, что музыкой манят, Умолкнут — взглядом, словом ли задень... Ты лишь спокойней станешь без меня, Я без тебя — лишь тень.
1997
(с) Лин
3.Перебирая цветную нить, он говорил о том, Что если хочешь ему отомстить – просто храни свой дом. Мир утомленным, среди лугов, тревоги и муки – с плеч, А мы вернемся под новый кров, надеясь его сберечь. Вы заслужили свет и покой, осияны, прощены. А нам бы, право, теперь домой, пока не конец войны. Главное, знаешь… теперь успеть – долго ли до беды? Слава обретшим вторую смерть ради одной звезды. Где-то без нас возвели наш дом – выйдем на свет огней. Вы отдыхайте – а мы пойдем. Там мы будем нужней.
(с) Бран
4.Два часа ночи. Дома. Начало лета. Я беспрерывно, уже вот четвертый день тупо смотрю ковер - да, естественно, до рассвета - там все транслируют всякую дребедень. Все, что мне снится - связано крепко с явью. Все, что я вижу - позже придет во сне. Я на повтор постоянно все то же ставлю - я замыкаюсь в сонном, протухшем дне. Вера, сердца и души, слова и клятвы - деньги (их снова нету), жара, мигрень. Сказки, легенды, книги - кому же нужно то, что я вижу, вижу сквозь ночь и день? Я научился ходить так, как ходят тени. Я научился смотреть темноте в глаза. Я все считаю каменные ступени лестницы в небо. Знаю, что так нельзя. Просто так нужно, я не могу иначе. Лучше идти по грани, чем по головам. Если подмоги нет - это просто значит: выбора нет. Это значит - я справлюсь сам. Кто тут "особый"? Я? Не смешите, братцы. Каждый из нас таков, я один из всех. Просто однажды (лучше потом надраться) ты понимаешь, как умирает смех. И почему не пристало нам верить в чудо, и отчего безопасно бродить в холмах... ты понимаешь, эльфы ушли отсюда. Ты понимаешь, их убивает страх. Им не вернуться боле - иным, нездешним... ...три часа ночи. Лучше я помолчу. Мир - он уже, конечно, не будет прежним. Но до рассвета я не гашу свечу.
(с) Руско
5....вопрос все тот же - какого черта?! У тебя сорок шрамов, разрыв аорты, ты месяца два провалялась мертвой, пока не вывели антидот. Ты возвращаешься без хабара, просыпаешься злой, бесконечно старой, и в округе нету такого бара, где не знают, что Элли не любит лед. От этих мыслей она звереет. "Ну, как там?" - "Компашка повеселее-мутанты, киборги, злые феи - где как нарвешься, как повезет". Она, улыбаясь - все шире, шире - сотню из ста выбивает в тире, но в груди вместо сердца, блин, Си-4, значит, скоро опять рецидив, и вот - снится небо, медное до озноба, она шипит: "Идиот?! Еще бы!" - и тщательно подбирает обувь, рюкзак, оружие, гаек горсть. Сквозь запах металла, дождя, озона сталкер Элли снова уходит в Зону - кирпичной дорогой до пункта "Oz".
(с) Амаринн
Из комментов: Хэльвдис: Безумству храбрых не надо песен. Мир неприветлив, но слишком тесен, и, если выпало жить у Зоны, то или ходишь туда, иль ждешь. Тех, кто ушел, и тех, кто остался, судьба с тобою танцует сальсу, ты ловишь ритм и ищешь законы, уходя, на счастье!... сквозь дождь. Амаринн: ...законов нету, есть только случай, но случай - много, ведь он - попутчик всех тех, кто не только не ходит строем, но даже не в курсе - бывает строй; для тех, кто смысла не видит выжить, но все же рвется вперед и выше, затем, чтоб на грани вздохнуть, услышав свой шепот - да, я и впрямь живой. такое вряд ли зовется счастьем - но стоит того, чтобы возвращаться в мгновенье краткое меж ненастьем - и новой прущей вперед грозой.
6,7,8.* * * И вот, убедившись, что дети, набегавшись, спят, И накрепко заперты двери, и свечи погасли, Под звон сковородок и бульканье постного масла Орфей (или Маглор) привычно спускается в ад.
Он пробует петь - но срывается голос в дыму, Он хочет найти их и вместе вернуться обратно, Но он не сумеет спасти ни подругу, ни брата - Поскольку любви, как всегда, не достанет ему.
А утром, проснувшись, он скажет себе - ничего! И чайник поставит, и выпьет несладкого чаю, Уже понимая, что всё - исключая молчанье - Ни больше ни меньше, чем повод для песни его.
Если по бедности лембас меняешь на хлеб - Не сожалея, последние слезы утри: Плавно и медленно лес превращается в склеп - Песенный склеп с непременной царевной внутри. Плавает призрачный запад в закатной крови, Пленному лету на смену вползает зима.
- Вот уж не думал, что я проживу без любви! - Видишь ли, каждый по-своему сходит с ума.
*** Нет, объясните, это какой же лапоть Нужен, чтоб так бездарно судьбу прохлопать? Мальчики, милые, дайте же мне поплакать, Дайте мне хоть похныкать, кусая локоть -
К сведенью всех - курящих и некурящих, В принципе трезвых и беспросветно пьющих: Ищущий не надеется, что обрящет, Связанный не врубается, что отпущен.
Дура, открой окно, раз надела свитер - Что тебе там мерещится, старой ведьме?
- Ты ж обещал, что скоро вернешься, Питер. - Скорость фигня. Не сходится время, Венди.
(с) Ханна
9.Господи, мне всего двадцать два, это немного, да? спущена верная тетива ранен? – нет, ерунда
Просто померкло солнце – должно быть, вечер. Просто на белый шелк пролилось вино. Ночь по земле бредет, задувая свечи… Что ты, совсем не больно - но так темно.
тают морозные кружева, слезы текут в тепле, Господи, мне всего двадцать два, Господи, пожалей
Не говори, мол, постарайся выжить. Ставни закрой – за окном все в густом дыму. ..Если глядишь на небо - оно все ближе, если опустишь веки – то видишь тьму.
мертвой листвою летят слова, пропасть черна во ржи, Господи, мне всего двадцать два, очень хочется жить
Что мне до времени, что мне - часы, недели? Перед глазами, качаясь, плывут огни. Ты говорил, будто жизней у кошки – девять. Это была девятая. Извини.
Мне больше не снится пепел. Я бросил ловить собачек, я редко хожу на крышу, я часто смотрю в окно. А ветер знамена трепет, а ветер над степью плачет - что вышло, братец, то вышло, и хуже быть не должно.
Не вечно нам быть гостями. Не вечно нам ездить строем, охотиться в местных рощах и пить дрянное вино - но то, что случится с нами припишут иным героям, все будет гораздо проще, а хуже быть не должно.
Ты знаешь, я тоже помню и пламя, и ночь, и горы - но, видно, промазал лучник, и сердце мое пронзено - мой свет остается темным. Я понял все слишком скоро - но дальше нам будет лучше. Ведь хуже быть не должно.
Первую чашу за тех, кто в море - рвется закат ударом шрапнели, щедро напоены алым хмелем темные заросли осокори - город безмолвен - судьба такая - вечно делить чужие скитанья, мечены судьбы детей окраин по орифламме - белою дланью.
Первую чашу за тех, кто выбыл, не из рядов, а скорей из списков, все мы учились плавать, как рыбы в мутной воде возле зоны риска - но остается некая мука, что-то впивается воплем баньши в голову мне, и, наверное, штука в том, что рыба есть крест периодом раньше.
Тысячу лет несем за плечами первую горечь последней встречи, и бесконечно - и безначально - тяжко бессонница давит плечи - полно мечтать о насущном хлебе! Время настало иных свершений. Так - распахнув недвижные тени - первую чашу - за тех, кто в небе, то есть за нас, если ты не понял. Эта гордыня и нам простится - мы чешую одели драконью лишь от обиды, что мы не птицы. Пой, заливайся болотной выпью - это ответ, пускай запоздалый: первую чашу сегодня выпьем просто за нас. Которых не стало.
Дарю тебе моёРасскажи мне опять о придуманном рае... Будем снова стоять у последнего края И со смертью играть, песни петь, догорая, Для того, чтобы чьи-то не кончились сны.
Дай мне руку. Пойдем по бескрайним равнинам, Под холодным дождем по зеленым долинам. В горизонт острием путь покажется длинным... Мы с тобою - гонцы сумасшедшей весны.
Мы с тобою - гонцы невозможного счастья, Мы с тобою - борцы с подступившей напастью, И звенят бубенцы вновь на тонком запястье, В необъятные дали с собою маня...
Память боль не хранит... милосердная память! Время снова спешит в силу боль переплавить, И когда догорит погребальное пламя, Скажешь ты: "Я вернулся. Ты помнишь меня?"
-
-
30.04.2010 в 23:05-
-
30.04.2010 в 23:10По шести из нас плачут виселица и кол, трое -- мрази рангом поменьше, их ждут в тюрьме, у троих -- разбиты сердца: всем идти легко. Только мне так страшно, что целый день в горле ком. Я тринадцатый -- проводник, знаток этих мест. Мы не знаем толком, каков из себя дракон. Я слыхал, он, как только хочет, меняет вид: может стать человеком, птицей, кустом, рекой, он и сам иногда забывает, кто он такой, и годами живет в тумане, как будто спит.
Мы находим с утра на стоянке его следы, часовые не помнят ночи, но все дрожат, мы идем под флагом победы в узде беды. Вдалеке то и дело виден багровый дым, придорожные камни трещат, отпуская жар.
Я вожусь с костром, я могу развести костер из любой древесины и под любым дождем. Мне сегодня снилось: огонь из меня растет; я подскакивал с криком, пил воду и щеки тер.
И полет был высок, и коготь мой был остер, и сухая шкура шипела "Чего ты ждешь?"
(с)Дана Сидерос
-
-
30.04.2010 в 23:222.
3.
4.
5.
6,7,8.
9.
10,11
Ну, пожалуй, хватит...
-
-
01.05.2010 в 10:39